МАНЫЧ — СЛЕЗЫ БОГАТЫРЯ (калмыцкая народная легенда)
Это было давно. На пастбищах росли вечнозеленые травы высотой по грудь человека, под ногами журчали хрустальные родники.
Люди этого племени жили, согласно народной поговорке, «как почки в жиру, как желтки в белке». Потому что их предводителем был мудрый и сильный батыр Манц.
Однажды к нему пришел владыка подземного царства Эрлик-хан и говорит:
— Манц-батыр, если хочешь, чтобы твой народ жил хорошо, помоги мне. В последнее время все меньше душ стало попадать в мое адское владение. Я хочу, чтобы люди, племена и целые страны воевали между собой. Поэтому ты со своим народом должен идти войной на народ Дорм.
— Нет, презренный Эрлик-хан, ни я, ни мой народ никогда не будем воевать. Достаточно того, что по пути сюда мы воевали с другими народами и много людей, как чужих, так и своих, отправили в твое царство. В том была необходимость, иначе бы мой народ погиб. На нас нападали, мы вынуждены были защищаться, — сказал Манц-батыр Эрлик- хану.
— Ну, тогда не будет у тебя ни высоких трав, ни глубоких рек. Твой народ я обреку на пожизненное испытание жаждой, глоток воды будет стоить им жизни, и люди станут моими рабами, — ответил повелитель преисподней Эрлик-хан.
— Тогда померяемся силой — кто кого, — и Манц, схватив свой меч, кинулся на подземного владыку.
- Что ж, начнем с тебя! — захохотал Эрлик-хан.
— Только пойдем к высоким горам! Не будем здесь топтать траву, мутить реки кровью, — сказал Манц-батыр.
Они вышли к высоким горам, на вершине которых всегда лежал снег. Бились они семью семь — сорок девять дней.
От их крови жирели вороны, от их дыхания таял снег в горах. На исходе сорок девятого дня Манц-батыр пригвоздил к земле Эрлик-хана, и дух его сразу ушел в преисподнюю, осталось лишь огромное туловище. Чтобы он больше не возродился, батыр стал расчленять тело Эрлик-хана, забыв слова отца, который говорил, что у того, кто расчленит врага, даже поверженного, в жилах застынет кровь и тело заледенеет. Вспомнил об этом Манц поздно, когда уселся отдыхать после поединка на вершине самой высокой горы.
Прирос батыр Манц к вершине горы навечно. А рядом труп Эрлик-хана образовал новую гору. Единственный сын Манц-батыра, не очень умный, но могучий — Арвас — остался у подножия горы, подавая недвижимому отцу то тушу марала, то тушу козла.
Народ погоревал о своем защитнике, а потом и позабыл о нем, как забывают о вчерашней трапезе, сытно наевшись сегодня.
Шли годы, реки мелели, травы редели. Вырастали новые поколения. И там, где раньше жили тысячи людей, оставались десятки, там, где прежде был хотон, оставалась лишь остывшая зола. Сам народ стал ниже ростом, хилее телом.
Все это видел с вершины снежной горы Манц-батыр и страдал за народ свой. Что он мог дать ему? Только свое зрение. И он решился на это. Из его глаз закапали крупные, как град, слезы.
Потом слезы потекли, как весенний ручеек в первый солнечный день. Побежал этот робкий ручеек прямо в степь. Арвас направлял его течение. Но оно уже не подчинялось ему. А из глаз Манц-батыра хлынули уже потоки слез. Ручеек стал рекой, и бежала она все дальше и дальше, то поднимаясь на холмы, то спускаясь к песчаным барханам.
— Вода, вода! — бежали со всех сторон люди, изнывающие от жажды.
Бежали обезумевшие коровы. Тонко блеяли ослабевшие овцы. Ржали истощенные кони и из последних сил трусцой бежали к воде.
Река была полноводной и чистой.
Люди подоспели к реке первыми и, зачерпнув в ладони воду, стали было пить ее и вдруг застыли на месте. Коровы, бараны и лошади подбежали следом — глотнув холодной прозрачной воды, подняли головы и замерли. Терпеливый и гордый верблюд вошел прямо в реку, важно и торжественно коснулся верхней раздвоенной губой водной глади и застыл в блаженстве, ошутив во рту приятную прохладу.
— Арвас, что там случилось? Почему они стоят? — подозвал Манц-батыр сына. Тот ответил:
— Потому что напились.
— Беги, сынок, посмотри! — сказал отец: зрение его ослабло.
— Не пьют. Стоят, глядя на воду, — сообщил Арвас, возвратившись к отцу.
— Ах да, ах да! Яха! Яха! — зарыдал Манц-батыр. Из его глаз не текли уже, а падали с высоты, как водопад, слезы, и вода бежала в степь, смывая с шумом берега.
— Что толку теперь слезы лить? Вода все равно горькая, — сказал огорченно сын, жалея отца.
— А мне все равно. Зрения уже не вернуть. Зато люди и животные в жаркую пору будут охлаждаться в реке.
С тех пору эту реку с горько-соленой водой назвали Манычем (Манц-гол).
Но время шло, люди по-прежнему изнывали от жары, реки и ручейки давно высохли, травянистую степь шаг за шагом завоевывали желтые пески, люди кочевали из одного края степи в другой.
Манц-батыр уже ничего не видел, но слышал стоны и понимал страдания народа. И он решился на последнее.
- Арвас, слушай меня внимательно. Знай, что у человека один корень, у земли два, а у неба три. Гора, к которой я прирос, — большой корень земли. Если ее сдвинуть, то весь мир может погибнуть. Будет всемирный потоп. Поэтому я и сижу здесь, не шевелясь. Рядом вторая гора, чуть поменьше — малый корень. Если ее сдвинуть, то хлынет вода и много бед принесет людям: затопит луга, пастбища. Но люди будут с водой, не погибнут от жажды. Иди к малой горе, сдвинь ее и, не оглядываясь, беги сюда, ко мне. Мы с тобой станем охранять покой, труд и жизнь людей.
Арвас пошел к малой горе, навалился на нее плечом, но она не поддавалась. Тогда Арвас разбежался и толкнул гору всем телом. Она повалилась, а Арвас побежал к отцу, слыша за спиной страшный гул водяного вала. Дрожала земля, качались горы, казалось, будто земля сошлась с небом. Ар- вас упал в объятия отца. Шум, грохот, раскаты длились долго.
— Арвас, посмотри, что случилось? — воскликнул наконец отец, отталкивая сына.
— Уже показалось из-за пыли солнце, — медленно говорил Арвас. — Я уже ясно вижу, что гора из праха Эрлик- хана обвалилась и загородила выход воде, вытекающей из малого корня земли.
— А вода, вода? Куда она уходит? — требовательно спрашивал отец.
— Водопад разделился на два потока. Один идет к Азовскому морю, а второй — к Синему морю. Хорошо! — радуется сын.
— Почему хорошо? Что ты говоришь? — спросил Манц- батыр.
— Потому что никого не затопит — поток уйдет в море.
— Глупец! Разве для того мы здесь сидим с тобой? Воду, воду надо дать людям. Все пропало, все погибло! — вскричал отец, прижимая к себе сына. — Это козни Эрлик-хана, он оказался сильнее меня. Вдруг он захочет разрушить большой корень земли?! Нет! Не позволим! — воскликнул Манц- батыр в последний раз и еще сильнее прижал к себе Арваса.
Так и застыли навсегда отец и сын на вершине самой высокой горы, охраняя покой людей.
Восточный поток, образовав реки Терек и Куму, побежал к Каспийскому морю, а второй поток, превратившись в реку Кубань, двинулся в сторону Азовского моря. А в Калмыкии осталась одна соленая река Маныч, Манц-гол.
Так гласит легенда, которую калмыцкий народ передавал из поколения в поколение.
